В Китае при Мао было такое выражение: «Если понятно, почему плохо, это все равно что хорошо». Перефразируя, можно сказать: если ощущаешь, что хоть куда-то движешься, это лучше, чем когда вообще стоишь.
Сейчас мы уже все знаем: движение есть, хотя и в неизвестном направлении, понятны дух, атмосфера движения, слышны лозунги, звуки марша, крики ездовых. Цели нет и не нужно. О реформах и модернизации забыли. Перед нами три колеи: репрессивная, пропагандистская и воспитательная. Экономическую колею так и не проложили, будем трястись по ухабам и кочкам, надеясь, что вывезет кривая да цены на нефть.
Репрессии будут мягкие по сравнению с былыми временами. Ни Гулага, ни массовых расстрелов. Вместо лагеря — намордник. На Колыму не отправят, но рот заткнут. Вот уже Роскомнадзор дал предупреждение «Эху Москвы». Но об этом убедительно написали Венедиктов и Ремчуков, я лучше их не скажу.
Пропагандистская колея есть и останется главной. Вопреки мнению некоторых оптимистов, народ верит телевидению, а не прикидывается или дурака валяет, и 80 с лишним процентов — это всерьез. Разбирать подробно — целый трактат писать надо, ограничимся хотя бы беглым взглядом на последнюю воскресную передачу Соловьева.
В первой части — Украина; главные фигуры: Ж. — большой, о нем уже нечего говорить, двадцать лет как все ясно, и Ж. — маленький, думский Демосфен (раз уж упомянул Думу, можно бы сказать, подлаживаясь под рекомендованный с самого верха возвышенный стиль русской речи, что «если бы у бабушки Яр. было то-то и то-то, она была бы дедушкой Жел.»). Он-то и покорил аудиторию, убедив ее в том, что человечество никогда не видело и не увидит ничего более чистого, свободного и демократического, чем выборы в Донбассе, как раз в этот день и проводившиеся. Этого достаточно, больше не надо об Украине говорить абсолютно ничего, все сказано. Как писали Ильф и Петров, «когда покупатели увидели этот товар, они поняли, что все преграды рухнули, что все можно». Тому, кто поверил в ангельскую чистоту и непревзойденную легитимность донбасских выборов, уже об украинской ситуации ни слышать, ни думать ничего не надо.
Вторая часть — президентский рейтинг. Тут блеснул почтенный (только по возрасту) господин с кипой на голове, рассказавший радостно удивленной аудитории, как Федор Тютчев восхвалял Владимира Путина. Не слабо, верно? Он же в своей пламенной речи выразил всю ненависть, накопившуюся в широких массах израильского населения по отношению к Бараку Обаме, даже уподобил чернокожего американского президента «рабу, ставшему царем»; правда, пытался как-то выкрутиться, но менее непристойным его высказывание не стало. А потом взял слово товарищ помоложе, вбивший в голову аудитории два тезиса: о том, что куда там Петру Великому до Путина, и о том, что через сто лет наши потомки будут завидовать нам — нам, нынешним, имевшим счастье жить в одну эпоху с Владимиром Владимировичем.
Остальные ораторы тоже старались перещеголять друг друга «в подхалимском рвении», используя старое советское выражение, не забывая при этом кинуть свой персональный комок грязи в Америку. Впрочем, они и на самом деле верили в то, о чем говорили: видимо, творческие личности из числа постоянных гостей программы давно уже совершили нечто психологически очень важное: они смогли и с к р е н н е поверить в то, во что по нынешним временам положено верить и что надобно сказать. Дома жене и детям убежденно скажут то же самое. Счастливые люди, никакого оруэлловского doublethink…
А корни этого понять можно: абсолютная убежденность в том, что при всех минусах существующей системы все неизбежно будет гораздо хуже, если не будет Путина. Так думают миллионы. А я помню, что нечто похожее было в последний период существования Советской власти. Один очень приличный человек, работавший в ЦК, после дружеской беседы, в ходе которой мы оба откровенно выложили друг другу все, что думаем о системе и ее элите — и не было ни малейших разногласий — со вздохом сказал: «А все-таки не остается ничего другого, кроме как стараться совершенствовать систему». Я усомнился в том, можно ли применить термин «совершенствовать» к тому маразму и безобразию, в котором мы жили, а в остальном? Если бы кто-то сказал, что этой власти осталось жить пять лет, мы оба даже не стали бы отвечать такому психопату.
Соловьев, по интеллектуальному уровню на несколько голов превосходящий всех своих ораторов вместе взятых, в глубине души потешался (у меня на это есть чутье), особо гневно не рычал и в отличие от гостей всерьез этот цирк не принимал, только издевался над несчастными «мальчиками для битья». А это непременный элемент программы, необходимый, во-первых, для того, чтобы имитировать дискуссию, во-вторых — чтобы дать «патриотам» возможность на ком-то оттоптаться, продемонстрировать свою лояльность власти и превосходство над «русофобами», и в-третьих — чтобы народ видел, как отвратительна «пятая колонна», и как она беспомощна перед лицом настоящих защитников России.
Противно, но мне и не то приходилось слышать, ведь я был мобилизован комсомольской организацией и направлен для чтения лекций в общество «Знание» аж в 1950 году! Тогда полагалось в конце каждой публичной лекции (неважно, о международном положении, марксизме-ленинизме или животноводстве) произносить фразу: «И залогом наших успехов является то, что нас ведет вперед вдохновитель и организатор всех наших побед великий Сталин!» И не дай бог забыть это сказать или переставить слова… Думается, что сейчас есть люди, которые могли бы заинтересоваться тогдашним опытом.
А третья колея, воспитательная, необычайно важна для того, чтобы не допустить распространения свободомыслия среди молодого поколения, которое ведь федеральных новостных программ не смотрит.
Сейчас символом борьбы на этом фронте стало продвижение идеи Единого Учебника (желательно, объединяющего историю и литературу, чтобы врагу лазейки не оставить). Это должна быть Книга, не уступающая Краткому курсу истории ВКП (б), который мы учили чуть ли не наизусть. Правда, некоторые из нас вероятно в генах получили заряд самостоятельного мышления, чего власть терпеть не должна (по-моему, у Войновича или у кого-то еще фигурирует кагебешный начальник, считавший, что в принципе любая мысль вообще в конечном счете является антисоветской).
В студенческой среде мы проводили издевательскую по сути дела игру «Конкурс на лучшее знание первоисточников»: надо было на вопрос по «Краткому курсу» ответить оттуда же взятыми словами. Например: «Кто к моменту 17 съезда, когда товарищ Сталин уже разгромил все оппозиции, продолжал враждебную деятельность?» «Право-левацкие уроды типа Шацкина и Ломинадзе». «Через что перескочила Роза Люксембург и что у нее при этом выпало?» «Она перескочила через буржуазно-демократический этап революции и при этом у нее выпал аграрный вопрос». «Кто у нас ревизионист?» «Бернштейн». «Кто у нас ренегат?» «Каутский». И КГБ никак не мог бы придраться — ведь это все были слова из великой Книги.
Думается, что сейчас народ, по крайней мере молодежь, все-таки достаточно поумнел и будет весьма иронически относиться к попыткам внедрения единомыслия. Но с другой стороны, где гарантия, что через несколько лет учитель не спросит школьника: «Кто у нас тот, без кого нет России?»
