Мониторинговая миссия по правам человека работает в Украине с 2014 г. Миссия собирает информацию в оккупированном Крыму и Донбассе и периодически публикует доклады с рекомендациями правительству. В случае с Крымом — еще и российскому. В декабре 2016 г. Генеральная Ассамблея ООН признала Российскую Федерацию оккупирующим государством: теперь фиксируются нарушения не только в сфере прав человека, но и международного гуманитарного права. Сегодня в Женеве обнародован очередной доклад о ситуации в Крыму. Накануне глава мониторинговой миссии Фиона Фрейзер и специалист по правам человека Марк Божаник — один из авторов доклада — дали ZN.UA эксклюзивное интервью.
— Каждые три месяца миссия публикует доклад о ситуации с правами человека в Украине. Каждый доклад содержит рекомендации правительству Украины и России. Каковы практические последствия докладов? Какую роль эти документы играют в принятии решений властями и международными институтами? Выполняются ли рекомендации? Стали ли они дорожной картой для улучшения ситуации с правами человека?
Фиона Фрейзер. — Мониторинговая миссия ООН по правам человека в Украине появилась в Украине в марте 2014 г., по приглашению правительства. Тогда планировалось, что эта миссия будет краткосрочной, но она работает в стране уже четвертый год. Пока длится вооруженный конфликт на Востоке, а Крым оккупирован Российской Федерацией, наша задача — поддержать правительство Украины в утверждении защиты прав человека для всех.
Мы верим, что наша работа помогает также и нашим партнерам. Например, Совету Европы, агентствам ООН, другим международным организациям — в том, чтобы они лучше понимали ситуацию и реагировали на нее. Со временем рекомендации, которые дает наша Миссия, становились более конкретными, адресованными конкретным профильным министерствам, ведомствам, комитетам. Мы работаем с ними после того, как рекомендации были опубликованы. Мы верим, что информация, которую мы собираем, рекомендации, которые даем, имеют влияние и вес. Кроме того, мы занимаемся адвокацией и в ряде индивидуальных случаев нарушений прав человека, анализируем законопроекты и даем рекомендации касательно их соответствия международным стандартам. Естественно, нас интересует долгосрочная перспектива в решении системных проблем. Это не происходит одномоментно.
Ф.Ф. — Информация по Крыму на данный момент собирается дистанционно, у нас есть команды в Киеве, Одессе. Иногда информацию по Крыму могут отследить и другие наши офисы — в Харькове, Краматорске, даже Донецке и Луганске, если есть или будет такая необходимость. Методология в любом случае одинакова: получить информацию из первых рук. Есть методология по сбору информации у людей, въезжающих/выезжающих в/из Крыма. Мы занимаемся индивидуальными случаями, следим за судебными процессами, выезжаем на “границу”, в Херсонскую область. И получая информацию, мы подтверждаем и проверяем ее через другие источники: общение со свидетелями, представителями власти, гражданского общества.
Марк Божаник. — Хотелось бы подчеркнуть, что интервью мы проводим не только с людьми, находящимися на материковой Украине, но и с крымчанами на полуострове. Например, по скайпу: с родственниками задержанных лиц, адвокатами, иногда даже с самими задержанными.
Конечно, хотелось бы, чтобы в Крыму был наш офис, или у нас была возможность регулярного доступа, но даже существующее положение вещей не говорит о том, что мы отрезаны от информации.
Ф.Ф. — С 2014 г. мы искали возможности для доступа в Крым. Последним официальным лицом ООН, который имел туда доступ, был бывший помощник Генерального секретаря ООН по правам человека Иван Шимонович — в марте 2014 г. С тех пор мы проводили консультации с правительством Украины о нашем доступе в Крым. Также мы обратились к Российской Федерации, чтобы получить доступ на полуостров. Нам неофициально ответили, что были бы открыты к тому, чтобы сотрудники Управления Верховного комиссара ООН по правам человека присутствовали в Крыму, но дальше дело не продвинулось. Мы бы хотели, чтобы представители Миссии по правам человека попали в Крым, продолжаем над этим работать.
— Какова ситуация с правами человека в целом в оккупированном Крыму? Ухудшилась ли с 2014-го, на ваш взгляд?
М.Б. — Если говорить коротко, то ситуация с правами человека в Крыму существенно ухудшилась по всем направлениям: гражданские, политические, социальные, культурные права. Это ухудшение стало результатом двух факторов: первый — имплементация ограничительных и часто не соответствующих международным стандартам законов Российской Федерации в Крыму; второй — давление на инакомыслящих и несогласных после оккупации. Для подавления инакомыслия в Крыму применили положения уголовного законодательства по борьбе с сепаратизмом, экстремизмом и терроризмом. Это очень сильно подавило основные свободы: свободу мирных собраний, мысли, выражения, вероисповедания и др.
Иногда то, что проходило в самой Российской Федерации, имело негативные последствия для Крыма. Например, решение Верховного суда России о запрете религиозной организации “Свидетелей Иеговы”. В результате все 22 ячейки “Свидетелей Иеговы” в Крыму потеряли регистрацию, хотя до этого могли там работать.
Или, например, перерегистрация крымских СМИ, религиозных и неправительственных организаций по законам РФ. Это означало, что власть могла “фильтровать” и контролировать этот процесс и отказывать в регистрации тем, кто не поддержал т.н. присоединение.
— Продолжают ли фиксироваться случаи, когда в Крыму прибегают к принудительному получению признаний путем пыток и жестокого обращения?
М.Б. — В наших докладах мы не называем фамилии людей, хотя они у нас, естественно, есть. Да, к сожалению, это явление в Крыму продолжается. Конечно, нас волнует и сам факт пыток в Крыму, и то, что нет должного расследования и правового реагирования о случаях пыток, которые происходили или во время задержания, или после него. Что касается видов пыток, то они разнятся: от физических до психологических, принудительные психологические обследования, пытки с элементами сексуального насилия или угрозами сексуального насилия. То, что особо нас беспокоит, и что мы постоянно отмечаем в докладах, — виновные в Крыму не привлекаются к ответственности. Существующие механизмы не применяются для оказания должной правовой помощи, должного реагирования на подобные случаи, и появляется безнаказанность, что приводит к повторению нарушений.
М.Б. — Мы не можем и не будем спекулировать на деле Сенцова. Но раз вы заговорили об этом, мы бы хотели с помощью этого знакового дела привлечь внимание к сотням других похожих случаев: когда задержанных лиц перевели из мест лишения свободы Крыма на территорию России. Сам факт такого перевода — из оккупированной территории на территорию оккупировавшего государства — уже является нарушением Международного гуманитарного права. Это касается и Сенцова, и этих сотен людей.
— Возможно, есть конкретные примеры, например, погибших людей в результате этих переводов?
М.Б. — Точной цифры у нас нет, но мы задокументировали минимум три случая, когда задержанные с серьезными заболеваниями, переведенные из Крыма в РФ, погибли из-за ненадлежащего оказания медицинской помощи. Все трое умерли в Адыгейской Республике. Мы встревожены нарушением прав задержанных и заключенных лиц, особенно их права на должную медицинскую помощь. Мы не можем говорить, что других подобных случаев нет; возможно, мы знаем не обо всех.
— Если говорить о “национализированном” крымском имуществе, по недавно обнародованным данным управления Верховного комиссара ООН по правам человека речь идет о незаконной конфискации 4 575 государственных и частных объектов недвижимости, к журналистам продолжает поступать информация об изъятии квартир украинских военнослужащих, которые передислоцировались на материковую Украину. Какими данными оперируете вы? Фиксируете ли новое “назначение” захваченного имущества? Например, на захваченных украинских буровых вышках и платформах на шельфе Черного моря российские военные установили радиолокационные станции, которые используются для наблюдения за надводной обстановкой.
М.Б. — Когда мы изучали эту тему, мы останавливались на аспектах, имеющих непосредственное влияние на ситуацию с правами человека. Мы писали и пишем, что в больших масштабах происходила экспроприация частного и государственного имущества. По логике РФ, государственная собственность автоматически стала их собственностью, что противоречит Резолюции Генассамблеи ООН 68/262 о территориальной целостности Украины. Что касается частной собственности, которой владели украинские граждане, мы смотрели не на мотивы экспроприации, а на то, что это происходило без компенсации. Это касается разного вида имущества по всему полуострову: домов, участков, гостиниц и т.д. Мы не идентифицировали ни одного решения суда в пользу заявителя о компенсации за изъятое имущество. И тут также возникает вопрос о беспристрастности судов.
Кроме того, существует и перечень объектов, подлежащих “национализации”, сроки закрытия этого перечня постоянно отодвигаются, а все больше объектов включаются в него.
— Лидер Меджлиса крымскотатарского народа Мустафа Джемилев неоднократно заявлял, что в Крым завезено ядерное оружие. Как фиксировали общественники, подразделения войск национальной гвардии РФ и радиационной хим- и биозащиты ВСРФ дислоцируются на засекреченном объекте “Феодосия-13”, который использовался как хранилище ядерных бомб в Крыму. Есть ли такие данные у вас?
М.Б. — Такой информации у нас нет.
— Многие правозащитники говорят о вынужденной иммиграции крымчан в связи с ограничением прав и свобод на полуострове. Фиксируете ли вы подобные случаи? Отмечаются ли факты незаконной депортации крымчан по миграционным правилам РФ?
М.Б. — Сложно говорить о цифрах, но мы зафиксировали несколько случаев, когда граждане Украины были депортированы. На момент автоматического внедрения гражданства РФ, эти люди по разным причинам не получили гражданство России, соответственно, стали иностранцами в глазах властей, на них стали распространяться определенные законы, например, запрет на пребывание более 90 дней подряд в течение 180 дней. Если это требование было нарушено, людей депортировали.
— Как вы оцениваете ситуацию со здравоохранением на полуострове?
М.Б. — Наверное, самая уязвимая группа — люди, использующие заместительную терапию, а метадоновая терапия запрещена в России. В итоге более 800 крымчан, получающих эту терапию, скорее всего, оказались без лекарств. О последствиях мы получаем разную информацию. Смерти, вероятно, были, поскольку эти люди вернулись к употреблению наркотиков. Вероятно, были случаи самоубийства. У нас нет задокументированных случаев, но мы думаем, что вероятность высока, хотя и отрицается представителями крымского здравоохранения.
Второй негативный момент в сфере здравоохранения: много врачей перешли из государственной медицины в частную, пострадала от этого социальная группа крымчан, которые не могут себе позволить частные клиники. Еще хуже ситуация в сельской местности, где 50% медицинских должностей остаются вакантными.
Сокращение количества врачей привело и к ухудшению качества услуг, и к очередям в крымских больницах.
— Проводите ли вы анализ крымских СМИ, ставших, по сути, рупорами оккупационной власти?
М.Б. — Ситуация со свободой выражения в целом ухудшилась, естественно, это отразилось и на медиа. Инструментом для “успокоения” несогласных голосов стала перерегистрация СМИ, о которой мы уже говорили. Несогласные СМИ не смогли перерегистрироваться, как например, крымскотатарские издания. При этом издания, не имеющие политического окраса или поддержавшие официальную политику, смогли остаться в правовом поле.
— Сюда же, думаю, можно отнести приговоры Николаю Семене, готовящийся Ильми Умерову, в которых, кроме условных сроков, есть запрет на публичную деятельность.
М.Б. — Безусловно, это сигналы, адресованные всем несогласным крымчанам.
— Фиксируете ли вы дела пропавших без вести?
М.Б. — Это сложный вопрос. Тема насильственных исчезновений крайне важна. Здесь мы говорим о двух группах. Первая: люди, пропадавшие, но освобожденные. Их десятки. Вторая группа: люди, местонахождение которых неизвестно до сих пор. Это около 10 чел. Само понятие “насильственное исчезновение” может применяться, когда действие совершено представителями органов государственной власти. В этих 10 случаях есть элементы, которые позволяют нам предполагать, что это именно насильственные исчезновения. И ни в одном случае мы не видели конкретного результата: ни освобождений, ни привлечения к ответственности.
— Выполняет ли Россия ваши рекомендации? Существует ли инструмент влияния?
Ф.Ф. — Важно сказать, что этот доклад был подготовлен в соответствии с резолюцией Ассамблеи ООН, которая признает Россию оккупирующей державой. После принятия этой резолюции мы расширили рамки, в которых анализируем ситуацию в Крыму: не только с точки зрения международного законодательства в сфере прав человека, но и международного гуманитарного права. Теоретически люди, проживающие в Крыму, должны быть обеспечены двойным уровнем защиты, однако этого нет. Украина также имеет обязательства перед крымчанами.
М.Б. — Самое главное, чтобы случаи нарушения прав человека фиксировались и расследовались. Самое тревожное — даже не сам факт нарушений прав (это происходит в разных странах), а то, что государственные механизмы, призванные обеспечивать верховенство права, права на справедливый суд, возможность получить правовую защиту, не работают или работают не в полной мере.
— И каковы главные рекомендации Украине?
М.Б. — Украина должна расследовать нарушения прав человека в Крыму (в той мере, насколько это возможно, поскольку мы понимаем, что возможности и, конечно, обязательства очень разнятся у Украины и у России). Мы рекомендуем также Украине не принимать мер, усугубляющих положение с правами человека в Крыму, обеспечить переселенцам равные права с остальными гражданами Украины и сделать максимум для снятия ненужных ограничений свободы передвижения между Украиной и Крымом.
Источник: ZN.UA