Для полного контроля украинских городов и сел, остающихся за спиной оккупантов на юге, у России нет ни людей, ни средств, ни планов, что с ними делать, пишет Валентина Самар, главный редактор Центра журналистских расследований для издания ZN.UA.
Бесстрашные патриотические акции в городах оккупированного Россией юга поражают, сплачивают и мотивируют всю страну. Геническ и Новоалексеевка, Новотроицкое и Таврийск, Каховка и Новая Каховка, Чаплинка и Херсон, Энергодар и Мелитополь — украинские флаги над тысячными колоннами, гром «Ще не вмерла…» и скандирование «путин сами знаете кто» просто в лицо вооруженным оккупантам.
Отныне Херсонщина — это не безнадежно пророссийский регион, голосующий за регионалов и ОПЗЖ, его символы теперь — парень с украинским флагом на российском БТР и женщина, которая один на один с вооруженным оккупантом требует убираться с ее земли и советует положить семечки в карман — чтобы проросли после гибели.
Украинские флаги не только на акциях — они в органах местного самоуправления, руководители которых публикуют и записывают видеозаявления, что на территории громады действуют Конституция и законы Украины, и просят не провоцировать российских военных. В городах работают коммунальные службы, больницы, спасатели. Здесь хоронят погибших украинских военных, тела которых все еще находят в местах боев. Жители днем восстанавливают разбитую инфраструктуру и жилье, а ночью патрулируют улицы, гоняя мародеров.
При этом город блокирован российскими военными, которые ведут себя нагло, грабят фермеров, магазины, отжимают автомобили и абсолютно безразличны к гражданским жертвам. Одна цитата из соцсетей:
«Четырех жителей заблокированного российскими оккупантами села Веселого возле Каховской ГЭС на Херсонщине похоронили на огородах: двух стариков, одного убитого мужчину 30+ лет. Еще одного убитого похоронили вчера: мужчине перерезали горло. Кладбище расположено совсем рядом, в поселке Казацком. От Веселого до него рукой подать. Местные выходили к россиянам, пытались договориться, чтобы пройти к кладбищу, похоронить близких. Не разрешили».
Контролируя въезды/выезды населенных пунктов юга, периметры центров городов, автодороги и железнодорожные станции и пути, Россия не спешит создавать свои администрации, которые бы управляли захваченными территориями, или военные комендатуры — для поддержания режима оккупации. И вообще непонятно, как россияне видят существование этих «освобожденных» территорий?
Такие вопросы не возникают относительно захваченных городов и сел на востоке — еще 3 марта главари «ДНР/ЛНР» Пушилин и Пасечник подписали «указы» об их «вхождении в зоны влияния и ответственности» псевдореспублик.
Так что же с Херсонщиной и югом в целом? О Новороссии уже никто не вспоминает. К Крыму — «субъекту рф» — просто так не присоединишь, хотя «глава госсовета» Константинов уже кормит крымских журналистов мечтами о возрождении Таврийской губернии, в состав которой входили Бердянск и Мелитополь. При этом попытка создать еще одну квазиреспублику — Херсонскую народную — провалилась, даже не начавшись, благодаря засветке планов Службой безопасности Украины. Так что вместо митинга с провозглашением ХНР, на который начали свозить массовку из Крыма, оккупанты получили многотысячный митинг под украинскими флагами, который дал старт ежедневным акциям по всей области. «Освободителям» Херсонщины даже не удалось создать хорошую картинку для пропагандистского сюжета с гуманитарной помощью, привезенной из Крыма, — желающих взять продукты в Геническе и Херсоне оказалось немного. Так что в Мелитополь пришлось везти не только продукты, но и тех, кому их раздавали на камеры.
Есть несколько причин такой гибридной оккупации юга.
Российская армия, хлынувшая из Крыма, фактически беспрепятственно (за исключением боев на админгранице — на Чонгаре и Каланчаке) прошла в первый же день до Херсона. И завязла почти на пять дней в ожесточенных боях за антоновский мост — переправу через Днепр. При этом оккупанты фактически не заходили в города и села — их гнал план блицкрига.
Вторым эшелоном шла росгвардия, которая должна была поддерживать новые администрации «освобожденных» населенных пунктов и обеспечивать порядок. Однако росгвардейцев на все города и села не хватает. На всю Арабатскую стрелку, например, нет ни одного российского военного, единственный КПП находится на въезде в Геническ, где бойцы росгвардии проверяют и фотографируют документы и осматривают автомобили. И тут можно согласиться с военным экспертом Николаем Белесковым, что, по большому счету, российские войска контролируют только дороги, по которым они передвигаются.
У России сейчас нет ресурсов для содержания захваченных территорий, установления там своих администраций и жизнеобеспечения населенных пунктов, находящихся под контролем военных.
Во-первых, у России нет людей, которым можно было бы доверить власть, как это, например, было в Крыму, где коллаборанты толпились в очереди на места в российских органах. Если же такие и появятся среди местных, то люди их не признают, а то и просто разорвут.
Во-вторых, у России нет финансовых ресурсов, чтобы содержать эти территории. И с каждым днем обвала рубля и экономики рф их становится все меньше. Обеспечением потребностей жителей «освобожденных» Россией территорий по-прежнему занимаются украинские органы местного самоуправления, которые финансируют все нужды из своего бюджета. Реформа децентрализации сейчас проходит незапланированное испытание войной — ОТГ выживают в автономном режиме.
И третье обстоятельство, которое, возможно, Россия имеет в виду, не вводя свои администрации на оккупированных территориях. Установление Россией своих органов власти будет свидетельствовать об эффективном контроле, являющемся одним из признаков оккупированной территории, к которой применяется международное гуманитарное право. А значит, отсутствие оккупационных администраций позволит России отпетлять от требований международного гуманитарного права?
Нет, говорит заместитель генпрокурора Украины Гюндуз Мамедов, статья 42 Гаагской конвенции 1907 года не оставляет сомнений: «Территория признается оккупированной, если она фактически находится во власти армии другого государства. Поэтому территория, контролируемая российскими военными, является временно оккупированной. И то обстоятельство, что там продолжают функционировать украинские органы местного самоуправления, ничего не меняет, потому что не они контролируют территорию, а российская армия. Как и не освобождает рф от необходимости выполнять нормы Женевских конвенций, международного гуманитарного права, защищающие гражданское население».
Тактику удержания «силового периметра» российские войска применяют и к некоторым государственным предприятиям юга. Их берут под контроль, при этом не устанавливают российский менеджмент. Самый тревожный пример — Запорожская АЭС, взятая в осаду бронетехникой и сотнями военных рф.
Самый большой приз, который уже получили оккупанты, — доступ к днепровской воде. Главное сооружение управления Северо-Крымского канала, регулирующего шлюзы, было взято под контроль в первый день вторжения. Дамбу, которая сдерживала поток воды в оккупированный Крым, подорвали военные. Так что вода сейчас самотеком идет по сильно посыпавшемуся и заросшему руслу канала.
Что будет происходить дальше, каких действий следует ожидать от российских военных в ситуации этой гибридной оккупации?
В городах, где ежедневно проходят митинги против российской оккупации и за единство Украины, уже работают сотрудники ФСБ. Они собирают информацию об организаторах акций, разрабатывают спецоперации, и надо быть готовыми к провокациям и к тому, что люди просто будут исчезать. Вчера были сообщения об исчезновении одного из участников митингов — Александра Тарасова, сегодня утром в сеть выложили ролик, где он рассказывает, что митинги в Херсоне организует СБУ.
Многотысячные митинги в захваченных украинских городах, видео с которых заполонило все мировые медиа, не просто раздражают оккупантов — они не вписываются в картину их мира. Поэтому с каждым днем выстрелов в мирных митингующих будет больше. Впрочем, те, кто сегодня выбрал путь гражданского сопротивления, об этом знают.
