Украина – страна невыговоренная. В роли терапевта – соцсети. Каждый кризис кладет нас на кушетку и заставляет проговаривать подсознательное.
Можно ли чинить самосуд? Как относиться к ромам? Если полиция бездействует, а ультраправые – нет, то кто виноват? Погром табора в Киеве выплеснул наши эмоции. По одну сторону – усталость. По другую – терпимость. Искренний гнев тех, кому выпало жить по соседству. Искреннее возмущение тех, кто не приемлет насилия.
А следом – нападение на Мустафу Найема. И страна вновь обсуждает границы допустимого. Есть ли национальность у преступника? «Лицо кавказской национальности» — это описание или тавро? Этнические или географические обобщения – это средневековье или объективная реальность?
Мы не одиноки в этих спорах. Европа точно так же не может договориться о природе терроризма. Дебаты о том, есть ли у него вероисповедание и прописка идут десятилетиями. Рано или поздно проклятые вопросы должны были догнать и нас. Тем более, что у нас есть и свои собственные незакрытые споры.
Кто живет на оккупированных территориях? Крымчане и жители Донбасса – архитекторы оккупации или ее заложники? Россия напала на приграничные регионы или на самые русифицированные? Русский язык – это угроза идентичности или фактор, не имеющий принципиального значения?
В защиту каждой позиции найдутся десятки аргументов. Кто-то скажет о том, что мирную оккупацию Львова нельзя даже представить. А кто-то вспомнит про русский язык в украинских окопах – наряду с государственным.
Причем степень откровенности любого спикера зависит от публичности спора. Наедине каждый может позволить себе прямоту. Например, начинает говорить о том, что многолетняя переселенческая политика СССР сделала Крым частью «русского мира». Но перед камерой скажет о том, что именно база Черноморского флота определила выбор Москвой своей первой цели.
Под запись любой политик заявит, что ждет скорейшего возвращения Донбасса. Не под запись он добавит, что это затормозит госстроительство. И что возвращать лучше в тот момент, когда страна и ее институты будут готовы деоккупированный регион «переварить».
По большому счету, природа ответов позволяет поделить их на две группы. По одну сторону – повестка желаемого. По другую – повестка констатации.
Констатация рискует быть неполиткорректной. Да, соседство с табором ромов – изрядное испытание. Да, заметное число крымчан, дончан и луганчан ждали триколоры. Да, возвращение Донбасса потребует огромных ресурсов на восстановление региона и адаптацию его жителей.
Но в том и штука, что констатация реальности способна лишь заморозить эту самую реальность. Потому что она звучит как окончательный вердикт. Как статус-кво, менять который невозможно и бессмысленно.
В то время как повестка желаемого всегда обращена в будущее. Она – о том «завтра», которое должно наступить. Она описывает реальность в ее идеальном измерении, желаемом и долгожданном.
Оккупированные территории вернутся с людьми. Нам все равно придется их «расколдовывать». И для интеграции их в Украину статус «заложников оккупации» куда перспективнее клейма «архитекторов».
Украинская идентичность сегодня приходит в регионы, которые когда-то были вотчиной просоветского. Вешать ярлыки на целые области – не лучшее подспорье в процессе украинизации Украины. Потому что рискует остановить ту самую диффузию, которая лишь пятнадцать лет назад перешагнула на левобережье. Soft-power – это про расширение границ. А ярлыки – про фиксацию границ и колючую проволоку по периметру.
Ромы никуда не исчезнут. Они остаются самой обособленной группой в стране. Но любой погром эту изоляцию лишь усилит – равно как и ответную агрессию. Выходом может быть лишь адаптация – та самая, которая невозможна, если общество привыкло к обобщениям.
Мусульмане – это часть современной Европы. Обвинять их идентичность в «терророемкости» — худшая стратегия для адаптации. Полвека назад радикалы взрывали с томиком Маркса в руке. Сегодня – под лозунгами из Корана. Завтра – найдут новый повод. А если причины для ненависти лежат не в плоскости религиозного, то примирительные интонации политиков – не столько дань абстрактной политкорректности, сколько поиск моделей сосуществования на будущее.
Политика – это не столько борьба за власть, сколько борьба за будущее. Если политик хочет консервации «сегодняшнего» — он будет использовать повестку констатации. Если он хочет иного идеального «завтра» — он обречен на повестку желаемого. Ту самую, в которой нет места ярлыкам и обобщениям.
Это может не совпадать с тем, что хочет услышать общество. Но между обществом и политиком всегда есть зазор, имя которому – ответственность. Политик без зазора – популист. Он готов сожрать сегодня — ресурс нашего завтра.
Забетонировать реальность скорыми приговорами – несложно. Проблема лишь в том, что в этом случае завтрашний день никогда не наступит. Статус-кво перевесит будущее. И перечеркнет его.
Вся история Украины доказывает то, что перемены возможны. Иначе бы зона российской оккупации проходила, как минимум, по Днепру.
А потому -да. Крымчане и дончане – заложники оккупации. Ромов нужно интегрировать, а не громить. Терроризм не имеет религиозной идентичности. Политкорректность – это язык завтрашнего дня.
Без которого «завтра» может и не наступить.
Источник: Украинская правда
