Ханский дворец продолжает разрушаться — таковы последствия варварской «реставрации», затеянной оккупационной «властью» Крыма. Россия утверждает, что вложила в работы по восстановлению крымского исторического наследия невиданные ранее суммы. Украинские активисты же видят в этом попытку отмывания бюджетных денег и возлагают надежды на вмешательство ЮНЕСКО. О том, что происходит с Ханским дворцом сегодня и как можно предотвратить его уничтожение, беседуем с Эльмирой АБЛЯЛИМОВОЙ, общественной активисткой, бывшей руководительницей Бахчисарайского историко-культурного музея-заповедника, и Эдемом ДУДАКОВЫМ, исследователем и бывшим председателем республиканского комитета по делам национальностей и депортированных граждан Автономной республики Крым, в программе «Вопрос национальной безопасности» (проект Центра журналистских расследований, эфир ТРК Черноморская).
Валентина Самар: Мы получили плохие новости из Бахчисарая: на стенах Ханской мечети появилась новая трещина. Что вы знаете об этом? В каком состоянии Ханский дворец? Какие работы ведутся — ввиду появления там новых исполнителей?
Эдем Дудаков: Трещина может быть результатом того, что процесс реставрации в Ханском дворце начат без подготовительных работ, без защитных конструкций. Огромное количество дождевой воды прошло насквозь, и трещина может быть вызвана тем, что пошли какие-то грунтовые процессы – то ли в виде усадки, то ли в виде сдвига. Поэтому трудно сказать, почему между ханской мечетью и корпусом, где находится администрация Ханского дворца, появились эти трещины.
Проблема Ханского дворца существовала весь ХIХ век, но основные проблемы возникли с так называемой «реставрацией». Пришли нахрапом люди, которые совершенно не разбираются в этом деле — начиная нынешних руководителей Ханского дворца, и заканчивая подрядчиком. И вот результат: мы утратили элемент культурного наследия на большой ханской мечети – это черепица, элементы кровли, очень серьезно пострадали фрески Омера, пострадали фасады. Мы еще не знаем, что творится в фундаментной части, это мы сможем узнать лишь через некоторое время. Эти трещины могут быть предвестниками серьезных проблем. Но на западном фасаде мы видим, что фрески смыты водой.
Валентина Самар: Еще одну зиму они могут не пережить?
Эдем Дудаков: Да, потому что началась эрозия стен, штукатурки, идет отторжение, всё сыплется. Помните, в Петербурге была история, когда картину “Даная” облили кислотой? Вот и здесь ситуация приблизительно такая же. Но там пошли путем реставрации, а здесь ее просто сняли и оставили рамку, поставили новую копию, новый холст и говорят, что сделали реставрацию. Конечно, это не реставрация, это реконструкция на уровне какого-то клуба.
Валентина Самар: Ельміра, вы много занимаетесь юридическими процедурами, коммуникацией с офисом ЮНЕСКО, с Министерством культуры Украины, с МИД, ездите за кордон, защищая Ханский дворец и другие памятники культуры. Какие у вас последние новости?
Эльмира Аблялимова: Последняя новость – это решение секретариата ЮНЕСКО о начале проведения первого этапа прямого мониторинга в Крыму. Первый этап – это встреча на территории Украины, в Киеве, с экспертами, которые связаны с мандатом, который возложен на эту организацию. Эти встречи должны произойти до марта 2019-го года, после чего специалисты ЮНЕСКО получат первую информацию о ситуации с объектами культурного наследия в Крыму, со свободой слова и так далее. Ведь у ЮНЕСКО достаточно широкий мандат – это и свобода слова, и наука, и образование, и культура, естественно. Первые консультации будут проведены до марта 2019-го года, а далее – подготовительная работа, которая будет проходить уже, надеюсь, в Крыму.
Валентина Самар: Российская сторона не возражает против приезда мониторинговой группы — по крайней мере, так заявляют.
Эдем Дудаков: Пока так, но может все измениться.
Валентина Самар: Как именно?
Эдем Дудаков: Дальше начнут требовать заезд через Москву и все прочее. Как на это среагирует ЮНЕСКО, непонятно.
Валентина Самар: Мы уже неоднократно рассказывали о компаниях «АТТА групп» из Москвы и «Кирамет» из Симферополя — исполнителях работ на Ханском дворце. Последний месяц пошли слухи, что «АТТА групп» отодвинута от этой работы. Но ни один контракт не расторгнут. Более того, в октябре «АТТА групп», которая натворила уже столько бед на крымских памятниках истории и архитектуры, получила новые контракты на другие объекты культурного наследия. Кроме того, на этот рынок очень мощно и агрессивно зашла питерская компания «Меандр». Она достаточно известна, по крайней мере большими суммами своих контрактов на реставрационных работах в Санкт-Петербурге и Москве. Значит ли это, что Россия решила поменять исполнителей на Ханской дворце для того, чтобы пришли более профессиональные люди и провели там нормальные реставрационные работы?
Едем Дудаков: Возможно, когда появилась реакция ЮНЕСКО на эти события, и была какая-то комиссия. Возможно, кто-то экономически выдавил кого-то, что вполне реально в России. Либо это действительно влияние каких-то людей, которые разбираются в реставрации. Потому что «Меандр» теперь уже заявляет, что будет приглашать турецких мастеров. И это неплохо, если это не гастарбайтеры, если действительно Турция пошлет туда тех, которые реставрируют Топкапы или тот же Тепе-Кермен в Анкаре. Звучит много вопросов, по крайней мере в Бахчисарае и в тех кругах, в которых я общаюсь, — как они пойдут? Потому что, действительно, «АТТА групп» уничтожила, как я сказал, памятник, а что ожидать от «Меандра», мы не знаем. Мы знаем, что они стали разбирать навес, который построила «АТТА групп». Это навес над главным корпусом.
Валентина Самар: То есть он снова раскрыт?
Едем Дудаков: Его разбили до опор. То ли его собрали неправильно, то ли действительно несущие конструкции не соответствуют снеговым нагрузкам, мы не знаем. Потому что основная заслуга Мартынюка (назначенный оккупационной “властью” Крыма директор Бахчисарайского историко-культурного заповедника Вадим Мартынюк — ред.), что он ввел там комендантский режим, и теперь мы не можем получить никакого доступа к проекту.
Эльміра Аблялимова: Дело в том, что над главным корпусом устанавливалась массивная железная конструкция с кровлей. И предполагалось, что, когда она должна была полностью быть установлена, на ней должны были снимать кровлю главного корпуса. Работы велись на большой ханской мечети, теперь перешли на главный корпус. Мы говорили о том, что это тяжелая конструкция, она имеет четыре бетонных основания, бетон заливался на территории бассейного дворика, посольского дворика, гаремного корпуса. Какие-то археологические исследования, видимо, были проведены, но наспех. И учитывая, что археологию Ханского дворца никто основательно не изучал, что система водоснабжения и водоотведения Ханского дворца не изучена, то эти установленные железные конструкции могут навредить, опоры могут не выдержать, потому что нет грунтов. Видимо, эти опасения повлияли. И я думаю, что это была битва финансовых конкурентов, но с другой стороны, возможно, это зачистка, создание картинки, что на этом объекте работают профессионалы. Тем не менее, как мне кажется, то, что уже сотворили с большой ханской мечетью, уже не исправить — балки, черепица – это уже совершенный акт вандализма над этим объектом, поэтому будем наблюдать, что будет проходить дальше. В этой связи очень важно, чтобы Украина тоже осуществляла определенные меры для того, чтобы защитить этот объект и не только этот.
Валентина Самар: Сейчас задача государства и общественности — квалифицировать все то, что там происходит, назвать имена тех, кто это все совершает. Компании, которые нарушают как украинское, так и гуманитарное международное право, должны быть наказаны, в том числе и санкционными действиями. Для этого нужно раскрыть все имена и названия. Мы не знаем конечного бенефициара компании «Меандр», мы понимаем, что госпожа Елена Завадская — это, скорее всего, номинальный владелец. Кроме того, мы видим жесткую конкуренцию, а конкуренция всегда приводит к качеству. Можете ли вы сказать, что конкуренция российских фирм на украинском объектах приводит к повышению качества?
Эдем Дудаков: Я пока не могу сказать. Вы знаете, я с большим сосмнением отношусь к фирмам, которые занимаются очень широким спектром строительства. Все-таки реставрация – это узкая специализация, и во всем мире над такими объектами работают узкоспециализированные организации. Могут выполнять субподрядные работы вот такие крупные фирмы, но в Италии, Турции – это узкоспециализированные организации. Почему так происходит? Потому что памятники изучаются столетиями. В нашем случае мы можем говорить, что Ханский дворец начали изучать после 1944-го года, когда Лопушинская начала исследование. Здесь есть «КрымНИИреставрация», у которого есть все химические анализы, научные исследования по Ханскому дворцу. Нельзя приехать из Петербурга и с кондачка, без научного исследования провести реставрацию.
Валентина Самар: А «КрымНИИреставрация» не привлечены к этим работам?
Эдем Дудаков: Нет, появилась эта компания «Кирамет», которая получила где-то в 2010-м году получила право на реставрационные работы, и работала на разных мелких объектах. А здесь она стала основным разработчиком проекта. Это как раз тот случай, когда неопытность и неумение привели к тому, что мы имеем, на большой ханской мечети. На стадии проекта исключается элемент культурного наследия – черепица, а ни в коем случае не так, как они теперь врут, что в ходе разбора якобы выяснилось, что черепица утрачена. Это ложь. Потому что на стадии проекта, который прошел историко-культурную экспертизу, четко написано: «Монах и монашка» и написано – испанская черепица. Это бутафорская черепица, она не является предметом культурного наследия, потому что она заводского изготовления. Ручное лишь может быть элементом культурного наследия, а все фабричного происхождения — современная черепица, которую они красят под черный цвет, чтобы на ней якобы образовалась плесень, — это и есть бутафория, то, о чем говорит крымская общественность. А на нашей черепице мох, плесень заводится сама по себе, ее изготавливали не под таким прессом, она совсем другая.
Эдем Дудаков, экс-глава Рескомнациональностей АР Крым Фото investigator.org.ua
Еще одна фишка. Мартынюк говорит, что такой черепицы уже нет, нигде не выпускается, поэтому они не могли ее заменить. Это опять о неопытности. Еще в 2010-м году Евгений Петров делал экспедиции и собирал эту черепицу. Пусть заглянут на этно-ресторан «Алем», который в 2013-м году был введен. Пусть съездят сегодня на Южный берег, где русские олигархи строят свои виллы, и где эта черепица применяется, потому что она есть в Крыму.
Валентина Самар: Старая черепица?
Едем Дудаков: Старая черепица, ее закупают у населения, сейчас она очень сильно подорожала. Если предприниматель Иса Хайбуллаев смог найти такую черепицу, то как же это не смогла сделать целая державная машина? Хотя опыт есть, начиная от Усеина Боданинского и заканчивая Евгением Петровым. Пригласите Евгения Петрова, он расскажет, как это делать.
Эльмира Аблялимова: Возвращаясь к новой компании «Меандр», которая сейчас будет проводить работы — она у меня вызывает большие сомнения. Дело в том, что они взяли очень большое количество подрядов по Крыму, очень большое количество объектов, которые они будут реставрировать.
Валентина Самар: 2,5 миллиарда – общая сумма, и уже больше десяти объектов.
Ельміра Аблялімова: Насколько я помню, Ласточкино гнездо, Воронцовский дворец, несколько объектов по Ханскому дворцу и так далее – очень большой спектр. Специалисты-реставраторы – это специалисты узкого профиля, которых не так много, по большому счету. И такое большое количество объектов, которые необходимы к реставрации, у меня вызывают определенные сомнения по качеству.
Эдем Дудаков: И в основном эти объекты – это объекты ХIХ века, это как бы наше ближайшее прошлое. А вот между XIX и XVIII веками – огромная пропасть, потому что все-таки XIX век – это век индустриализации. Поэтому между памятниками в XIX веке — а это основные памятники Российской империи — и Ханским дворцом огромная пропасть. И подход соответствующий должен быть – опыт реставрации именно в средиземноморской среде. Это Азербайджан, это Иран, это Турция, это Греция. Это ближайшие наши соседи, где происходило взаимное влияние культур. А в данном случае я не знаю, как можно приехать из Петербурга, где тоже город XIX века, и если они там даже чем-то и занимались, то это город XIX века, там все-таки уже была индустриализация, это современный более-менее город. Поэтому с таким опытом в Крыму делать нечего.
Валентина Самар: Какова сегодня тактика и стратегия по сохранению Ханского дворца и других памятников культуры? Что говорят люди в МИД, в Министерстве культуры? Мы очень редко слышим эти заявления?
Эльмира Аблялимова: Соглашусь. Я принимала участие в заседании национального бюро ЭКОМОЗ, в котором принимал участие заместитель генерального директора Польского института изучения культурного наследия. И когда мы рассказали ему о ситуации в Ханском дворце, он был очень удивлен, потому что этой информации даже у ближайших наших соседей, которые нас поддерживают практически на всех международных площадках, нет. Поэтому я считаю, конечно, что информационное поле мы до конца не используем, эту информацию до конца не доносим, особенно до профессиональных кругов – историков, архитекторов и людей, которые профессионально занимаются защитой объектов культурного наследия.
Какая дальнейшая стратегия? Мое мнение таково: мы должны сейчас сконцентрироваться и подготовить максимально объективную информацию по данному вопросу для экспертов ЮНЕСКО, продолжить работу, связанную с информированием профессиональных кругов в этой ситуации, также мы должны доработать то номинационное досье, которое должно было быть рассмотрено в 2014-м году по Бахчисарайскому заповеднику. Это досье под условным названием «Историческая среда столицы бывшего Крымского ханства – города Бахчисарая». И попытаться этот вопрос внести в повестку дня ЮНЕСКО. Я понимаю, что есть определенные объективные обстоятельства, но задача максимум – внести этот объект в список тех, над которыми висит угроза, для того, чтобы включились международные нормы защиты объектов культурного наследия.
Валентина Самар: Россия говорит с миром очень простыми и понятными словами, она говорит, что при Украине ничего не реставрировалось, что при Украине все только уничтожалось, а они туда завели большие деньги, и это можно посмотреть в открытом доступе. И мы с вами смотрим, как «Меандр» получил под триста миллионов только на разработку научно-проектной документации по Воронцовскому дворцу. Мы видим сотни миллионов, которые якобы идут на сохранение Ханского дворца и других объектов культурного наследия. Ваши аргументы? Каким образом доказать, что они их уничтожают? Страна, которая является оккупантом, обязана это все сохранять. Так это добро или нарушение международного гуманитарного права? Или это военное преступление, или в самомо деле они в Крыму ведут себя, как и в России, сохраняя эти памятники?
Едем Дудаков: Да, денег очень много, но говорить о том, что в украинский период не велась реставрация, нельзя. Даже в советский период, когда Украина была составной частью СССР, была Лопушинская, которая вела работы, и Ханский дворец более-менее был сохранен. Но проблемы Ханского дворца длились не последние 20 лет, когда им владела Украина. Да, в украинский период не было таких денег, но в украинский период хотя бы реставрация велась с научным подходом, был целый научный институт. Здесь же я, честно сказать, вижу политический аспект. Я был студентом, когда они вошли в Афганистан, вот так же туда заводили огромное количество денег и огромное количество материалов. Я был в том аэропорту, рядом жил, в Фергане, куда залетали каждую минуту самолеты, и туда завозилось это все в огромном количестве. Что от этого стало?
В данном случае, конечно, деньги – это хорошо, но учитывая российскую действительность… я не скажу, что в Украине нет коррупции, но в России она просто системная, там существует система продажи проектов, когда генеральный подрядчик фактически ничего не строит, а перепродает следующему, тот – следующему и следующему. То есть контроль за субподрядчиками в России отсутствует. А в Украине все-таки этот процесс был несколько иначе построен, само лицензирование не за деньги, а все-таки давал Госстрой.
Наличие денег в таком количестве приводит к банальному советскому плану — когда нужно быстро построить дорогу (трассу “Таврида” — ред.), они ведут её по культурному наследию, срывая всё. Когда они приходят в Ханский дворец и какому-то сроку или к президентским выборам вдруг срывают крышу, потому что нужно освоить деньги. Но в данном случае Ханский дворец надо спасать, а не осваивать деньги.
Валентина Самар: И спасать после этих «спасений»?
Едем Дудаков: Конечно, мы все-таки надеемся, что мы хотя бы черепицу на Ханской мечети спасем.
Елиміра Аблялімова: Я бы ваш вопрос разделила на две части. С одной стороны, действительно, картинка складывается, что деньги Россия вкладывает. Но когда мы начинаем смотреть на объекты культурного наследия, то здесь основной мыслью должно оставаться сохранение исторической ценности объектов. Когда мы имеем по факту большие вложенные деньги, но которые уничтожили аутентичность, историческую ценность, контент этого памятника, тогда, наверное, такое большое количество вложенных средств просто нивелируется тем, что мы оставим будущему поколению. Поэтому в данной ситуации я считаю, что количество вложенных средств в Крым еще не равно выполненным работам по сохранению объектов культурного наследия.
Эльмира Аблялимова, экс-глава Бахчисарайского историко-культурного музея-заповедника Фото investigator.org.ua
Украина практически не владеет информацией по археологическим исследованиям, которые проводятся в Крыму, мы не знаем, какие проводились исследования, какие предметы были найдены, где они на сегодняшний день хранятся, и что вообще происходит со строительством дороги. Потому что такие обрывочные сведения о том, что было найдено, условно, захоронение или какой-то объект, но в связи с тем, что кто-то посчитал этот объект недостаточно ценным, строительные работы были продолжены, и по объекту прошлась трасса «Таврида», которую они сейчас строят. Мы совершенно не владеем информацией по сохранности музейных предметов, которых огромное количество и которые сейчас находятся в оперативном управлении и хранении в музеях. Что с ними происходит? Что происходит с картинной галереей Айвазовского? Где находятся эти музейные предметы – в России, в Крыму или где-то еще? Нужно систематизировать эту работу. Если деньги вкладываются, то это еще не значит, что сохраняются объекты и их историческая ценность.
Валентина Самар: Да, но снимаются фильмы о том, какие большие археологические раскопки проводятся впереди строителей трассы «Таврида». И эти фильмы начинаются и заканчиваются словами о том, что в Украине никогда не проводились археологические работы таких объемов. Сейчас же они проводятся. С другой стороны, мне говорят люди, что археологи уже немножко недовольны, потому что их просто гонят впереди экскаваторов, не дают должным образом слой за слоем провести эти раскопки. Очень громко говорят о том, когда что-то находят, а куда оно все девается, мы действительно не знаем. Я уже молчу о том, что это незаконные раскопки, которые проводятся в аннексированном Крыму без согласия Украины.
Эдем Дудаков: Турки остановили работы по проведению тоннеля через Босфор на шесть лет из-за того, что нашли при раскопках артефакт византийского периода. И начали делать огромные раскопки. Здесь за полтора года они собираются отреставрировать ханскую мечеть. За полтора года они провели все – от научных работ до проектных работ, и уже успели это все закрыть. И эта спешка, эта пятилетка за три года наводит на мысли, что идет банальное освоение средств. Это, с одной стороны. С другой стороны, российская действительность такая: то, что не подходит под их скрепы, например, артефакт ханского периода, им не совсем интересно. Если находят что-нибудь византийского периода (а они себя почему-то к Византии относят), то об этом очень громко заявляется. Ханский дворец, по большому счету, им особо не интересен. Будучи в правительстве, я прекрасно знал о том, что, начиная от «Русского блока» и заканчивая Партией Регионов, они сопротивлялись передаче Ханского дворца по требованию ЮНЕСКО Киеву. Под разными предлогами. И были конкретные указания на то, чтобы не допустить попадание Ханского дворца в реестр ЮНЕСКО, потому что это увеличит сепаратизм крымских татар.
Валентина Самар: Я знаю, что вы провели сравнение между тем, как россияне у себя проводят подобные реставрационные или ремонтные работы, и тем, что произошло с аутентичными балками на ханской мечети.
Едем Дудаков: Их распилили. Их очень быстро распилили. Если вы посмотрите на срезы, это уникальные балки, они в очень хорошем состоянии. Но в то же время они хвалятся, что на Кижи сохранили 60% бревен. Для них по всей России искали подходящие бревна. А найти дубовые балки не смогли, привезли составные балки, склеенные по технологии QSB и установили. Но они не соответствуют эпохе, это технологии XXI века. И сравните с тем, что они делают в Кижах, где они берут каждое бревно, выпиливают частично гнилое место, и туда подставляют здоровое тело бревна. Многие даже наши соотечественники путают реставрацию с реконструкцией. Основная философия реставрации – это передать будущему поколению технологию и те материалы, которые использовали, а не создать бутафорскую копию. И в Кижах наглядный пример – там какая-то реставрационная лаборатория уже в течение 12-ти лет ее реставрирует.
В нашем случае, если уже полностью меняется деревянная конструкция, то она должна повториться. Например, в Вестминстерском дворце поменяли дубовые балки лет пять назад именно на дубовые балки. Они не стали тащить туда QSB (новые технологии – ред.), потому что это памятник архитектуры, это предмет культурного наследия. И с предметом культурного наследия не поступают так: давай мы поставим все новое. Ну давайте тогда покроем все шифером, снесем Кремль, применим бетон. Я даже не видел, чтобы в Кижах на фундаменте применяли бетон, они сделали на сваях, они повторили полностью технологию древних мастеров. И поэтому ЮНЕСКО очень неплохо отзывается об этом объекте. А в Ханском дворце (ровеснике этой церкви) они поступили, как вандалы – построили новую крышу и гордятся этим.
Валентина Самар: Приедет мониторинговая миссия ЮНЕСКО, с которой вы будете работать, и они спросят, где у вас доказательства нарушения всех этих технологий, которые должны присутствовать при квалифицированной реставрационной работе? Кто и что из украинских органов власти им может показать? Кто аккумулирует эту информацию, кто собирает доказательства, показания свидетелей, участников и т.д.?
Эльміра Аблялимова: На сегодняшний день мы сотрудничаем в этом направлении с тремя органами власти. Это прокуратура АРК, которая ведет расследование в отношении так называемых «реставрационных» работ на объекте «Бахчисарайский ханский дворец» и которая собирает доказательства в этой части. Министерство культуры, которое собирает всю информацию и доказательную базу, связанную с другими нарушениями по объектам культурного наследия на территории временно оккупированного Крыма. И министерство иностранных дел, которое ведет коммуникацию на внешних площадках. Эту информацию мы предоставляем всем трем организациям. Я думаю, что та информация, которая у нас на сегодняшний день есть, уже будет достаточно показательной. Потому что наш первый визит в ЮНЕСКО и та очень скудная информация в виде фотографий, которые были предоставлены активистами, уже дала определенный эффект. Сейчас уже у нас информации гораздо больше, у нас есть последние сведения – трещина, о которой мы сегодня говорили, и это свидетельство того, что работы провели непрофессионально. Это тоже будет обязательно представлено экспертам ЮНЕСКО.
Валентина Самар: Ведется ли работа над тем, чтобы эти компании и должностные лица в «правительстве Крыма», тот же глава «комитета по защите культурного наследия» Сергей Ефимов, были занесены в санкционные списки, по крайней мере в украинские?
Эльмира Аблялимова: Этот вопрос сейчас очень активно поднимается и Постоянным представительством президента в АРК, и Министерством культуры. Мы планируем где-то в конце декабря провести конференцию, которая будет связана с объектами культурного наследия, и мы этот вопрос будем там поднимать. Но, безусловно, вопрос очень сложный, потому что Украина только ищет путь решения этих вопросов. Потому что, если мы берем аналогичные ситуации, связанные с оккупацией других территорий, даже наших соседей (к примеру, Нагорный Карабах), то нет механизма, который бы защитил эти объекты. Поэтому мы движемся и ищем этот путь самостоятельно.
