Александр Краев: «Красными линиями» Россия проверяет границы дозволенного – в какой момент и на каком аргументе Запад испугается и станет податливым?

Власть
Александр Краев, эксперт Совета внешней политики «Украинская призма», преподаватель Киево-Могилянской академии. Фото: investigator.org.ua

21 ноября Россия применила для удара по Днепру баллистическую ракету, которая якобы попала в помещение завода «Южмаш». Военные аналитики пишут, что применение вероятно ракетной системы «Рубеж» было скорее демонстративной репетицией ядерного удара. Президент Украины Владимир Зеленский говорит, что Россия применила межконтинентальную баллистическую ракету (МБР), но какую именно – неизвестно, потому что еще продолжается экспертиза. Вечером того же дня в видеообращении российский диктатор Владимир Путин сообщил, что РФ применила новую баллистическую ракету средней дальности «Орешник». По его словам, это были боевые испытания новой ракеты и ответ на удары Украины американским и британским оружием по РФ. Хотя западные ракеты Украина применяла и раньше, на протяжении всей войны, и по военным объектам на территории РФ, и ею оккупированных территориях Украины на юге, востоке и в Крыму. Поэтому «повод» для применения мощной баллистической ракеты по Днепру, на который ссылается Путин, сплошь лживый и имеет целью эскалацию конфликта.

Где пределы ограничений, установленные США и другими западными партнерами для использования Силами обороны Украины ракет дальнего радиуса действия, кто и как рисует красные линии и как сильно повысится градус войны, который сейчас аналитики называют наиболее опасным с начала полномасштабного вторжения РФ в Украину? Об этом – в интервью с Александром Краевым, экспертом Совета внешней политики «Украинская призма», старшим преподавателем кафедры международных отношений Киево-Могилянской академии в эфире программы «Вопрос национальной безопасности» с Валентиной Самар.

Валентина Самар: Итак, ряд аналитиков и Путин утверждают, что Россия нанесла удар МБР в ответ на разрешение западных партнеров Украины на применение ракет дальнего радиуса действия вглубь России и два последних удара ВСУ по легитимным целям на территории РФ. Анонимные источники говорят мировым медиа: да, позволили бить вглубь России, но только на Курщине. Но ведь ВСУ это делали и раньше: били западными ракетами по базам РФ в Крыму, который РФ 10 лет считает своим. Били по Курщине, Брянщине и Белгородщине – и ничего не происходило. Зачем эта игра сейчас и не стоит ли за этим попытка России разогнать градус войны, переводя стрелки на Украину и Запад?

Александр Краев: Мне кажется, здесь есть две части, которые нужно анализировать. Во-первых, россияне информационно подводили к тому, что ATACMS они уж точно простить не могут. Это точно предел дозволенного, именно та, боже упаси, красная линия, которую они точно не дадут перейти. Мол, Storm Shadow это одно, HIMARS другое, а вот на ATACMS они точно будут реагировать. Они сами себе создали миф, что ATACMS по факту своего применения будет чем-то отличаться от всех предыдущих образцов вооружения. Во-вторых, нужно учитывать и другую динамику – внутриамериканскую. Давайте вспомним, как россияне радовались, когда Трамп начал говорить о своем намерении говорить с Путиным, что с Путиным можно договориться, что Путин – такой же политик, как другие. У россиян были ожидания, что с Трампом будет проще, что с ним получится поговорить и договориться, что он будет на их стороне. Но сейчас мы видим совсем другое. И Politico, и The Economist и другие издания говорят о том, что передача в Украине ATACMS и разрешение на удары вглубь территории России были согласованы с Трампом и что, фактически, это часть его будущей политики. То есть, что будущая администрация, несмотря на, скажем так, странные будущие назначения и довольно противоречивое отношение к Украине, априори может согласиться с тем, что такие удары будут наноситься. На мой взгляд, во многом реакция россиян была спровоцирована еще и этим. Они стараются не столько повлиять на текущую администрацию Байдена, сколько показать будущей администрации Трампа, что они не шутят, серьезно настроены и будут реагировать. Этакая индивидуальная работа на очень конкретных американских политиков.

Взрыв после попадания крылатой ракеты Storm Shadow в российский командный пункт вблизи поселка Марьино, Курская область РФ. 20.11.2024. Фото: скриншот видео 413 ОББС «РЕЙД»

Валентина Самар: То есть, мы ожидаем, что градус войны после этого не будет подниматься? Что вы думаете о заявлениях разного рода политиков и их подпевал о том, что если Украина будет наносить удары вглубь России, то ее следующим шагом будет применение ядерного заряда?

Александр Краев: Мне кажется, с точки зрения банального неореализма, которым, как сами россияне говорят, они руководствуются в принятии решений, ядерное оружие гораздо более эффективно, когда его применяют информационно. То есть угроза ядерного удара гораздо страшнее и является гораздо более универсальным инструментом, чем непосредственно сам ядерный удар. И россияне это последние два года использовали очень удачно. Каждый раз, когда Украине передавали новое оружие, начинались ядерные испытания, пересмотр ядерной доктрины, новые ядерные бряцания. На многих европейцев и даже американских политиков это действовало.

Мне кажется, что на данном этапе у России нет причин реально перейти к применению ядерного оружия. Хотя бы потому, что они видят, что ядерные угрозы до сих пор работают. Одно лишь заявление и риск, что такое оружие применимо, влияет на западные правительства. Ситуация с закрытием западных посольств в Киеве в день удара по Днепру, мне кажется, это подтверждает. Ничего же не произошло. Это звучит, как циничный украинец рассказывает западным дипломатам, как им жить, но на самом деле ничего не произошло. Но посольства прекратили работу на один день, перешли в режим усиленной защиты, нацелились на выезд из Киева, в случае необходимости. То есть, Запад продолжает верить российским угрозам применить ядерное оружие. Поэтому Россия до сих пор имеет рычаги давления на Запад. Особенно в контексте возможных переговоров, о которых говорят. Они, конечно, не будут означать прекращение войны, скорее условное прекращение огня или временное перемирие. Но даже в этих условиях для России важно то и дело доказывать Западу, что она готова применить ядерное оружие. Потому что после ее первого применения никакой дипломатии не будет. Поэтому ключевой тезис здесь – угроза применения ядерки для России гораздо более выгодна и удобна, чем само применение ядерки.

Валентина Самар: Что с северокорейскими солдатами? Многие официальные заявления от политиков, разведок, мы о них много читаем, но ни одного из них еще не увидели. Что происходит?

Александр Краев: Происходит то, что и планировалось. Это соглашение новой оси зла было в первую очередь политическим шагом. Следует понимать, что Северная Корея является занозой в одном политическом месте не только для Запада, но также и для Китайской народной республики. Мы видим, что Ким Чен Ин с начала своего правления взял курс на усиление антагонизма с Китаем. Первое показательное исполнительное решение Ким Чен Инна, которое почему-то мало вспоминается, – закрытие музея китайско-корейского сотрудничества. Для КНДР сотрудничество с россиянами – это возможность, скажем так, иметь противовес для Китая. Для россиян сотрудничество с корейцами – это страшилка для Запада, проверка границы дозволенного и одновременно элемент позиционирования себя в глазах Китая. Мол, Россия не становится сырьевым придатком Китая, что у России есть и другие союзники, есть возможность где-то находить поддержку.

Северокорейские солдаты, которые или есть в Курской области или их нет, и по которым или уже стреляли или нет. Передача вооружения и даже еды в Северную Корею. Все это – российская геополитика. Это создание образа сверхдержавы, создание образа союзных отношений. Сюда же, кстати, надо отнести отношения с Ираном, которые абсолютно в ту же степь идут. Да, это вооруженная поддержка, но в первую очередь – геополитический проект. Сейчас все говорят, что на фоне передачи ATACMS и предоставления разрешения бить ими по России возможно расширение северокорейского контингента до 100 тысяч, замена определенных российских частей северокорейскими. Но пока это все на уровне информационных манипуляций. Мы пока ничего не слышали об эффективном применении северокорейских войск, о реальной возможности расширения контингента или расширении военного сотрудничества. Пока у нас нет на руках достаточной фактологической базы, нет сабстенса, с которым можно работать. Поэтому я бы воспринимал это сотрудничество в первую очередь как геополитический проект России.

Валентина Самар: Помимо этого, это стало поводом для западных партнеров Украины снять некоторые ограничения на применение их вооружения для ударов вглубь России. Однако нигде нет никакой подробной официальной информации о снятии этих ограничений. Так где же их предел?

Александр Краев: Официальной информации не было, потому что Запад именно такими неофициальными ограничениями и неофициальными заявлениями работал и в других случаях. Вспомните, то же было с HIMARS. За неделю до их появления в Украине Госсекретарь США Блинкен говорил, что этого никогда не произойдет, потому что это – третья мировая. Но HIMARS появились и после их эффективного применения их разрешили применять во всю протяженность временно оккупированных территорий. Россияне покричали о начале третьей мировой, но ничего не произошло. Тогда разрешили применять по Брянской области, куда как раз происходили вылазки РДК и Легиона «Свобода России». Россияне снова кричали, бряцали ядерным оружием – ничего не произошло. И тогда партнеры позволили использовать HIMARS всюду, куда они в России достанут. Тот же паттерн был с гаубицами M777, которые изначально запрещали применять по российской территории и даже в приграничных областях. То же было с танками, то же нам говорили о самолетах. На мой взгляд, следующим этапом будет все-таки публичное или непубличное признание того, что Украина может применять ATACMS не только в Курской области, а на всю дистанцию ​​их досягаемости в пределах территории России.

Украинские артиллеристы ведут огонь из ракетной системы M142 HIMARS. Фото: Facebook Генштаб ВСУ

Валентина Самар: Зачем рисовать так называемые красные линии, которые потом все равно переходят?

Александр Краев: Потому что Россия это делала очень давно. Давайте вспомним времена до Герасимова (начальник Генштаба ВС РФ – ред.), до 2011 года, до его доктрины гибридной войны. Еще тогда россияне использовали так называемую стратегию контролируемого хаоса, которая до сих пор у них довольно четко прослеживается. Эта стратегия говорит о том, что врагов нужно держать в максимальном неведении, что сама Россия делает: рисовать красные линии и не давать врагам никакой возможности активно действовать против России. И параллельно с этим разжигать на Западе как можно больше социальных, политических, экономических кризисов. Чтобы Запад отвлекался на решение своих проблем, и Россия могла делать все, что хочет. Попытки влиять на выборы в США, на выборы в отдельных европейских государствах в Европарламент указывают на то, что они снова к этому вернулись. И эти красные линии – это проверка границы дозволенного: в какой момент Запад испугается, в какой момент и на каком аргументе Запад станет податливым? Вспомните, каждая так называемая «красная линия» – это всякие разные аргументы.

Все начиналось с заявления Дмитрия Алкогольевича Медведева, что нельзя Украине атаковать аэродром «Бельбек» и другие объекты на территории Крыма, потому что Киев превратят в радиоактивный пепел. Почти вся авиация Черноморского флота была на Бельбеке уничтожена – ничего не произошло. Далее красную линию прорисовали по временно оккупированным территориям на Востоке. Тоже обещали ответ и снова ничего не произошло. Затем была Брянщина, Курск, удары по НПЗ, удары по базам, расширение нашего арсенала. Каждый раз россияне говорили, что на этой красной линии – предел. И каждый раз несколько усиливали свой ответ: то усиленным обстрелом украинских городов, то использованием нового типа вооружения. Например, когда они впервые применили «Цирконы» (3M22 Циркон — гиперзвуковая противокорабельная ракета). Сейчас они применили межконтинентальные баллистические ракеты. До этого они отвечали проведением ядерных учений, пересмотром ядерной доктрины. Проще говоря, красные линии, как и другие составляющие российской внешней политики, – это попытка нащупать границу дозволенного и найти тот аргумент, который сработает против Запада, на который он будет бояться ответить.

Валентина Самар: Да, это понятно. Досадно, когда западные медиа и даже украинские политики на это ведутся, верят в мифы о сакральности того же Крыма, который Путин якобы никогда не согласится отдать, потому что полуостров – чуть ли не игла смерти для этого Кащея. Но на самом деле Украина выбила оттуда «Краснознаменный непобедимый Черноморский флот», била по аэродромам и военным базам, системам противовоздушной обороны – и ничего после этого не происходило. Возвращаясь к Северной Корее: вам не показалось, что демократический мир как-то не очень встревожился тем, что в войну против Украины вступило еще одно государство?

Александр Краев: Совершенно согласен. Такое впечатление, что мир не знает, как реагировать. Как в романах XIX века: мир был настолько фраппирован, что не знал, как выразить свою злобу, шок и желание помочь, и, в конце концов, ничего не сделал.

Посмотрим с точки зрения международного права и системы международных отношений. В войну против независимого государства, которое самостоятельно сдало ядерное оружие, на стороне ядерного государства-агрессора вступает другое ядерное государство, получившее свое ядерное оружие незаконно, из-за чего находится под санкциями, но продолжает иметь ядерную программу. Любой нормальный исследователь посмеялся бы на это и спросил: неужели никто не отреагировал, неужели мир ничего делает, будто ничего не произошло? Оказывается, такие понятия, как баланс системы, баланс угроз и балансировка сил – это все для Запада либо недостижимо, либо неинтересно. Я не знаю, какие еще причины можно найти. Да, некоторые западные коллеги и даже некоторые западные политики указывают, что передача и разрешение бить ATACMS были реакцией на агрессию КНДР. Посмотрим, но пока ответ не был столь публичным и эффективным, как бы мы того хотели.

Валентина Самар: Многие люди в Украине были шокированы как результатами президентских выборов в США, так и кандидатами Дональда Трампа на ключевые посты в новой администрации. Не будем их обсуждать, ждем утверждения в Сенате. Для нас важно, удастся ли администрации Зеленского построить мостик с администрацией Трампа для продолжения сотрудничества. Зеленский сообщал, что в США отбывает переговорная группа во главе с главой администрации Андреем Ермаком. Насколько этот шаг может быть удачным, учитывая и саму персону Ермака?

Александр Краев: Ситуация интересная и даже несколько скользкая. Ермак был токсичным для администрации Байдена. Те же Виктория Нуланд, Энтони Блинкен его не воспринимали. Они четко говорили, что его присутствие в Офисе президента и его влияние на неформальную иерархию [в государстве] губительны. Фактически само наличие этой неформальной иерархии и не давало возможности американцам в течение нескольких лет перед полномасштабным вторжением России назначить к нам посла. В то же время подход Ермака к менеджменту (если это можно так назвать) очень импонирует Трампу. Мы видим, что в команде Трампа Ермаку удалось наладить определенные связи, наладить внутренний контакт. Ему удалось подружиться с людьми, не раскрывая уровня этих контактов. К примеру, именно с его подачи республиканцу Линдси Грэму удалось убедить Трампа встретиться с Зеленским в США, после его визита на артиллерийский завод в Скрентоне.

Вот такой теневой менеджмент, по сути, бизнес-подход к внешней политике – это тот же принцип, которым будет руководствоваться администрация Трампа. То, что не работало при Байдене, по всей вероятности может сработать с Трампом. Нравится нам или нет, но у Трампа такие подходы, такие люди его окружают. Поэтому мой вердикт может сработать, но этот визит все покажет.