Кочубеевская сельская территориальная громада Бериславского района сейчас единственная в Херсонской области, полностью освобожденная от российских захватчиков. Окончательно они ушли из нее еще в конце марта после двухнедельного господства в местных селах. В некоторые из них стали возвращаться люди. Несмотря на это, в некоторых селах находиться до сих пор небезопасно: часть из них расположена в так называемой серой зоне вблизи линии фронта.
До полномасштабного вторжения рф Кочубеевская громада была известна как на Херсонщине, так и за ее пределами. Она первой на юге стала на путь децентрализации: громада создана летом 2015 путем добровольного объединения четырех сельских советов бывшего Высокопольского района. Несмотря на свою удаленность от областного центра и главных автомагистралей, к ней активно ездили перенимать опыт из других громад. Однако все изменилось после 24 февраля, когда сюда пришли российские оккупанты.
Какова была жизнь громады в период оккупации? Насколько жестоко вели себя там русские захватчики? Чем живет громада после освобождения? Об этом Центру журналистских расследований рассказала глава Кочубеевской ТГ Людмила КОСТЮК.
«Оккупанты напивались и делали все, что хотели»
ЦЖР: Когда в вашу громаду зашли оккупанты и какая ситуация сегодня, остались ли у вас еще не освобожденные села?
Людмила Костюк: В первые два наших населенных пункта они зашли 10 марта вечером. Со следующего дня они пошли на Орлово, там было сражение. Начиная с 13 марта пошли дальше по громаде. По условной линии были как оккупированные деревни, так и не бывшие в оккупации.
В целом оккупация нашей громады продолжалась 2 недели. Где-то с 25 марта начали освобождать наши села. А 28 марта наши ребята вошли в Кочубеевку. Полностью громаду от оккупантов освободили в конце марта. Но на самом деле у нас не все так хорошо, потому что есть населенные пункты, по которым до сих пор продолжаются обстрелы. Это так называемая серая зона. Там опасно находиться, потому что она близка к линии фронта. Но везде мы под контролем ВСУ.
ЦЖР: Насколько жестока была у вас оккупация, какие здесь были правила в те две недели? Были ли со стороны оккупантов какие-либо репрессивные действия против местных жителей?
Людмила Костюк: В Орлово наши военные встретили их боем, потому они очень злые туда зашли. Собрали мужское население громады, расспрашивали, кто это все организовал, выспрашивали, где староста. Никто никого не выдал. После этого они вышли из Орлово.
Были населенные пункты, которые они проезжали мимо, не останавливаясь. Но чем дальше они продвигались, с каждым днем вели себя более дерзко. Начали пить. Заходили в каждый двор, смотрели паспорта, у мужчин военные билеты. Проверяли телефоны. Потом, когда напьются, делали уже все, что хотели. Продукты у кого-то отнимали. Некоторые еще просили, другие просто отбирали силой — в зависимости от настроения. Затем стали золото снимать, более ценные вещи, тянули ковры, оргтехнику. Во всех наших бюджетных учреждениях уничтожили и разворовали всю оргтехнику.
Потом, как мы поняли, у них была ротация. Зашли те, кто называл себя российской регулярной армией. И снова было то же самое — подворные обходы, комендантский час, требование носить белые повязки на руках. Если белой повязки нет, говорили, что сразу будут стрелять. Отдельно переписывали мужское население: возраст, профессия.
ЦЖР: Были ли факты похищения людей или держали кого-то в плену из вашей громады?
Людмила Костюк: Попытки были. Одного участника АТО связали и бросили «на подвал», но он скрылся.
В отличие от других громад мы относительно короткий срок были под оккупацией — две недели. Так что они просто не успели проявить себя. Да и не такие они еще злые тогда были. Надеялись, вероятно, что пойдут дальше, как они говорили, «на Кривой Рог». Когда местные им сказали, что он 120 километров протяженностью, россияне сами сказали: «Вот здесь мы и поляжем».
Они совершенно не понимали, где они. Одни говорили, что у них контракт уже истек. Жаловались, что их якобы сюда на две недели отправили. Те, кто были наемниками в Сирии, тоже жаловались. Говорили, что в Сирии было гораздо легче. Вели себя дерзко, считали, что имеют право устанавливать здесь свои порядки. Но, с другой стороны, у них был постоянный страх. Даже когда были обстрелы, наши люди не боялись так, как они боялись.
«Украинский флаг в селе сняли «днровцы»
ЦЖР: Расскажите о российских военных, которые к вам входили. Как они выглядели?
Людмила Костюк: По их словам, были «днровцы» и были из Полтавской области. Был один с позывным «Полтава». Об одном «днровце» говорили, что его с работы забрали, что он даже и не знал о войне. Выглядели они бедненько. Когда через неделю пришли россияне, они уже выглядели солиднее.
ЦЖР: Отличалось ли отношение к местным у «днровцев» и регулярной российской армии?
Людмила Костюк: Как это ни странно, хуже относились «днровцы». Как они говорили, «мы здесь 8 лет воюем, а вы дороги строите, все дома с ремонтами». Это им не нравилось.
Отношение же россиян было более спокойным. Когда они зашли, если можно так сказать, у нас стало немного «поспокойнее». Хотя все местные жители пытались с утра сделать свои дела, а потом село становилось пустым. Все сидели по домам, потому что страшно было выходить. Мы не знали, что россияне будут делать.
ЦЖР: То есть, оккупировали село именно «днровцы»?
Людмила Костюк: Я так поняла, что политика у них была такая: сначала заходят «днровцы». Они ведут себя нагло, делают, что хотят, наводят страх на жителей. А через неделю приходит российская армия, которая говорит, что к ним не имеет никакого отношения. Российские военные так и говорили, что не знают, зачем тех «днровцев» сюда ссылают, и что они осуждают их поведение.
Российские военные нам сказали, что заберут «днровцев» из нашей Кочубеевки. И действительно, «КАМазами» вывезли их в отдаленные деревни. Когда их здесь не стало, ситуация стала более спокойной. Может, какие-то люди и подумали: вот пришли россияне, навели порядок, стало спокойнее. Но, думаю, это у них такая у них тактика, как добрый и злой полицейский.
Государственный флаг в селе сняли «днровцы». Когда я пришла сюда, он валялся по земле. И знаете, я когда это вспоминаю… Я думала, что не буду плакать. Совершенно иное отношение теперь к нашим государственным символам. Раньше мы привыкли, что когда гимн играет на торжествах, то поднимают флаг. Мы не пропускали это через себя. А сейчас, когда играет гимн, невозможно удержаться.
Когда я тогда увидела снятое знамя, я сказала им, что подниму его. Мне разрешили. Я забрала этот флаг, он со мной. Потом мы снова вывесили флаги, а тот не смогли. Я его сложенным так с собой ношу, как символ победы. Настолько это дорого и страшно, когда на твоей земле такое делают. Хотя сами они говорили: «Мы флаги не снимаем». Но флаг наш валялся.
ЦЖР: Кто преимущественно был в деревне – этнические русские?
Людмила Костюк: Бурят много, Забайкалья много. У них спрашивали, почему они здесь? Они ничего не знали. Говорили: либо ваши – наших, либо наши – ваших.
ЦЖР: Чеченцев не было?
Людмила Костюк: Нет.
ЦЖР: Российские оккупанты захватили здание вашего сельского совета. Здесь был их штаб?
Людмила Костюк: Да, здесь был штаб. Они жили рядом. Искали документы.
«Если мы не найдем «нацистов» – будете жить спокойно»
ЦЖР: Были ли в вашей общине люди, которые приветствовали оккупацию? Были ли те, кто шел на сотрудничество?
Людмила Костюк: Был один житель соседнего села. Перед войной он жил в другой деревне, но привел их сюда. Его задержали, когда здесь были еще российские оккупанты. Сделали это самые местные жители. Скрутили его, потому что понимали, что именно он приводит россиян по полевым дорогам, которые знают только местные.
Это был самый вопиющий случай. Этот человек способствовал оккупации и тому, что оккупанты так быстро до нас дошли. В личном общении мне никто не выражал им поддержку. Тех, кто открыто поддерживает эту войну, нет.
ЦЖР: Когда российские оккупанты вошли в деревню, что они рассказывали местным, какой была их риторика? Они вообще понимали, где они и за что воюют?
Людмила Костюк: Со мной как с председателем громады россияне проводили беседу. Лично мне сказали, что они приехали всех отфильтровать. Мол, если у нас не окажется нацистов, то будем дальше жить спокойно. Говорили: это ваша земля, нам она не нужна. Это говорили представители российской армии.
Спрашивали, какие у нас есть новости о войне, потому что они ничего не знали. Я тоже просила их рассказать, потому что у нас тогда даже света не было. И я была в шоке, когда разговаривала с российским военным, который сам был врачом и производил впечатление интеллигентного человека. «Вы не переживайте, немного потерпите. Во Львове уже временное правительство. Наше руководство по всем пунктам уже договорилось, еще один пункт, еще какая-то неделя, и мы вас освободим», – говорил он. Я так понимаю, им так все рассказывали. Никто из них точно не хотел умирать, все они говорили, что хотят вернуться домой, и все это им не нужно.
«Вся наша работа была направлена на победу»
ЦЖР: Как сильно громада – сама Кочубеевка и окрестные села – пострадали от обстрелов? Как серьезно пострадала инфраструктура, дома, компании?
Людмила Костюк: У нас повреждены и учебные заведения, и больница, и жилые дома. Сельсовет в более или менее нормальном состоянии, не считая уничтоженных окон, дверей и оргтехники. В общей сложности у нас около 200 домов по громаде получили повреждения разной степени. Есть и не подлежащие восстановлению.
ЦЖР: Сколько людей из громады уехали и возвращаются ли они сейчас? Какая в целом социальная ситуация, выплачиваются ли зарплаты? Сможете ли вы с 1 сентября возобновить обучение в школах?
Людмила Костюк: В наиболее сложный период процентов 60 уехало. Громада наша небольшая – 3 тысячи человек. В определенный период осталось примерно 1100. На сегодняшний день нас где-то тысячи полторы. Люди потихоньку возвращаются из-за границы, возвращаются с детьми.
Конечно, у меня есть опасения. Мы и так небольшая громада, а тут еще и столько уехало молодежи. Осталось около 70 детей. Что будет дальше? Какие у нас перспективы? Хотя война продолжается, мы уже об этом думаем.
С другой стороны, из сел, которые сейчас освобождаются, приезжают к нам. Люди спрашивают, возможно ли у нас найти работу, возможно ли купить дом. У кого-то нет финансовых возможностей уехать дальше, а кто-то всю жизнь в селе прожил, и им здесь удобнее. Спрашивают о работе и уехавшие: если вернусь, будет ли мне где работать? Но сейчас очень сложно ответить на эти вопросы, ситуация меняется ежеминутно.
Еще вчера с утра мы говорили с нашими педагогами. Время идет быстро, а у нас одна школа разрушена, другая находится под обстрелами. То есть возобновить обучение фактически невозможно. У нас есть школы в спокойных деревнях, одна в мирное время приостановила работу. Может быть, восстановим там. Но вчера снова обстрел, прилетело. Потому сейчас мы об этом просто не думаем. На сегодняшний день я вижу только один вариант — восстановление дистанционного обучения, потому что это вопрос безопасности детей.
Медицинские услуги оказывает центр первичной медицинской помощи. Очень мало медицинских работников осталось, но с тем количеством оставшегося населения они справляются. Помогают нам соседние общины. Днепропетровская область, Карповская община предоставила стоматолога, он бесплатно оказывает помощь нашим людям. Мы прикреплены к Кривому Рогу, там оказывается вторичная и третичная помощь.
Что касается выезда людей во время оккупации, то из некоторых деревень очень много выехало. В одной деревне до войны жило 600-700 человек, а сейчас до 40. Там постоянные обстрелы «градами», «смерчами». Люди боятся возвращаться. Где более спокойно, люди сразу возвращаются. Бывает, что 2-3 дня побыли и снова уезжают, потому что страшно оставаться.
ЦЖР: Поддерживает ли с вами диалог областные власти? Когда была оккупация, говорили ли вам, что нужно делать? Многие главы громад говорят, что не знали, как им быть. Давали ли вам какие-либо инструкции?
Людмила Костюк: Лично у меня не было никаких инструкций. Начиная с 24 февраля, мы фактически находились в информационном вакууме. Мы не знали, что делать. Потом прямо с председателями Бериславского района каждое утро сбрасывали друг другу в группу, у кого какая ситуация. Много было таких вещей, которые пока нельзя озвучить. Часто я сама думаю, а что мы делали все это время, потому что у нас не было ни дня, ни ночи. Вся наша работа была ориентирована на победу.
ЦЖР: То есть, вы действовали по своему усмотрению без каких-либо указаний?
Людмила Костюк: Да.
ЦЖР: Была ли помощь в эвакуации людей?
Людмила Костюк: Эвакуация у нас была организована уже после освобождения. До этого мы не верили, что сюда кто-нибудь придет.
С 11 марта у нас пропал свет, не было связи. Я не исключаю, что со мной пытались связаться, но физически это было невозможно сделать. Чтобы позвонить по телефону, нужно было лезть на чердак, и раз в три дня, если повезет, можно было дозвониться. Староста сказала, что жива и этого тогда было достаточно. Так мы трудились.
Первыми с нами на связь вышли криворожане. После этого уже последовала коммуникация с областными властями. На сегодняшний день я с заместителем председателя ХОГА больше работаю и с Бериславской райгосадминистрацией. Через них мы эту связь держим. Военная администрация Кривого Рога и наша на своем уровне решают вопросы. Сейчас без поддержки именно Кривого Рога нам было бы очень тяжело.
ЦЖР: Чем именно Кривой Рог помогает?
Людмила Костюк: Первая проблема – электроснабжение. Было много разрушено электроопор. За это время самоорганизовались местные жители. Сами люди, а где возможно и электрики, все чинят. Где была необходима специальная техника, помогал Кривой Рог. На восстановление электроснабжения примерно две недели ушло. Они нам предоставляли генераторы. Подключали наши башни, чтобы была вода. Начала первая гуманитарка поступать, медикаменты. Потом уже начали решать вопрос выплаты пенсий через Укрпочту. Нашим пенсионерам стали ее завозить. Но есть свои нюансы, потому что в некоторые населенные пункты никого не пускают.
Что касается зарплат, то, скажу честно, мы где-то со второй половины апреля только начали этим заниматься. Потому что немного было не до того. В оккупации деньги не особо помогут выжить. Главное – хорошие соседи, родственники, друзья. И огород.
Нужно было заниматься другим: техника у нас была повреждена, специалистов не осталось. Кто выехал, кто оказался на оккупированной территории. Пока мы все это восстановили, состыковали… Но проплаты уже ушли. Конечно, мы понимаем, сейчас война, и они не идут так быстро, как хотелось бы, задержки — 10 дней. Мы ждем.
ЦЖР: Фермеры ваши посеялись? Будет ли урожай в этом году?
Людмила Костюк: Мы боимся об этом говорить. Где спокойнее, сеяли в основном подсолнечник. Насчет озимых не знаю, что соберут. Где потише – там ребята соберут. Вы видите, что они бьют прицельно по полям. Не первый случай, когда горят поля. Есть такие, где вообще собирать не будут, потому что в любой момент могут обстрелять. Там урожай и останется.
ЦЖР: Как у вас сейчас налаживается жизнь? Работают ли магазины, есть ли возможность приобрести товары первой необходимости или можно рассчитывать только на гуманитарную помощь?
Людмила Костюк: Не по всем селам, но начинают. У нас в Кочубеевке в середине июня начал работать магазин. А в соседней деревне предприниматели боятся. Но за счет гуманитарки, за счет того, что у нас есть выезд на подконтрольную украинскую территорию, люди выживают.
Кто едет, звонит всем, расспрашивает, что купить, что привезти, что передать? Хлеб завозит Ингулецкий хлебокомбинат, но опять-таки не до всех населенных пунктов. Но люди сплачиваются, где-то старосты раздают. Всё индивидуально, в каждом населенном пункте.
Материал создан в рамках проекта «Жизнь войны» при поддержке «Лаборатории журналистики общественного интереса» и IWM.